Забудь эту
трансцендентную достоверность,
которая связана с твоим
представлением о духе
Л. Витгенштейн
Аналитическая философия
всегда рассматривалась в качестве
критической по отношению к
традиционной метафизике.
Мотивировалось это ее
переориентацией с установки на
познание объективной реальности на
систематическую критику
высказываний о реальности. Новая
установка имела своим следствием
утверждение возможности
переформулировки традиционных
философских проблем как проблем
употребления языка. Причем,
проблемы метафизики не просто
возрождались на уровне языкового
опыта. Посредством анализа
грамматической структуры
предложений, выражающих
философские вопросы, аналитическое
движение - и прежде всего
Л.Витгенштейн - стремилось
раздвинуть границы их традиционных
формулировок, имеющих
трансценденталистский характер.
Однако, сегодня доминирующей
становится интерпретация
Л.Витгенштейна, которая
воспроизводит
трансценденталистскую постановку
философских проблем уже в русле и
средствами самой аналитической
философии. Рассматривая вопрос о
достоверности, видные
исследователи в области философии
языка - С.Крипке, К.-О.Апель, П.Уинч
практикуют такой способ
проблематизации, который (как это
ни парадоксально) первоначально и
старалась преодолеть
аналитическая философия.
Интерпретируя Л.Витгенштейна,
упомянутые аналитики постулируют в
качестве достоверного
лингвистическую норму как то, что
лежит по другую сторону
обоснованного и необоснованного, а
значит, имеет трансцендентальную
достоверность:
"трансцендентальную" -
поскольку обладает иммунитетом к
сомнению или проверке;
"достоверность" - поскольку
считается очевидной и не
вызывающей сомнения.
Опасность данной интерпретации
отметил американский философ
Н.Гарвер, указав на то
обстоятельство, что "отнюдь не
ясно, имеется ли вообще что-то,
заслуживающее статуса подобной
трансцендентальной достоверности.
И если ничего подобного не
существует, тогда критическая
философия сама предстанет как
новый догматизм" (4,234). С нашей
точки зрения, вопрос о возможности
преодоления
нового,"аналитического
догматизма" может быть
переформулирован в вопрос о
возможности
нетрансценденталистской
постановки проблемы достоверности
на основе концепции "позднего"
Л.Витгенштейна.
Возможна ли альтернативная
транcценденталистской постановка
проблемы достоверности в контексте
теории "языковых игр"?
На наш взгляд, способы
проблематизации достоверности
зависят от специфики интерпретации
винтгенштейновского термина
"правило".
Трансценденталистский вариант
формулировки проблемы связывается
аналитиками с пониманием феномена
"следования правилу" как
социально нормированной
деятельности, осуществляемой по
установленным в языке правилам.
Последние, закрепляя за каждым
типом языка определенный способ
поведения его носителей, имеют
конвенциональный характер.
Усвоение критериев правильного
употребления выражений
соответствует усвоению их
значения, что предполагает
всеобщность применения этих
критериев и сообщает языковой
деятельности объективный характер.
Осмысленность поведения носителей
языка обеспечивается нормативным
характером их деятельности,
который гарантирует постоянство
лингвистическим значениям
определенного языкового
коллектива. Таким образом,
естественный язык рассматривается
как строго нормативное явление,
изнутри структурированное
имплицитной грамматикой,
регламентирующей любое
использование языка.
Во-первых, данным вариантом
интерпретации тезисов
Л.Витгенштейна пресуппозируется
существование четкого критерия
следования правилу, который
позволяет верифицировать
выражения определенного языка на
осмысленные и противоречащие
правилам. Дело в том, что
нормативная трактовка
естественного языка
предопределена, согласно
американскому аналитику С.Крипке,
металингвистической формулировкой
условий его осмысленности.
Метаязыковой характер последних
мотивирован так называемой
проблемой скептического парадокса.
Суть проблемы Л.Витгенштейном
формулируется в следующей форме:
"наш парадокс был таким: ни один
образ действий не мог бы
определяться каким-то правилом,
поскольку любой образ действий
можно привести в соответствие с
этим правилом. Ответом служило:
если все можно привести в
соответствие с данным правилом, то
все может быть приведено в
противоречие с этим правилом.
Поэтому тут не было бы ни
соответствия, ни противоречия"
(2,163). Данный скептический аргумент,
согласно С.Крипке, ставит под
сомнение саму возможность
осмысленности поведения носителей
языка. Поскольку все речевое
поведение может быть понято и как
согласующееся с правилом, и как
противоречащее ему, то где лежит
основание для верификации наших
действий на осмысленные и
противоречащие правилу? Для
С.Крипке в данной ситуации
очевидно, что достоверность нашего
образа действия не может быть
обоснована изнутри языковой игры.
Согласие в употреблении правил,
проверка способности следовать
правилам требует наличия
конвенционально установленных
критериев (6,28). Вопрос о
достоверности наших действий
решается через систематическое
соотнесение эмпирических
утверждений с эксплицитными
правилами, которые и сообщают
языковой практике достоверный
характер.
Однако, данное следствие
крипкеанского понимания
"скептического парадокса"
противоречит утверждению
Л.Витгенштейна, согласно которому
" то же самое предложение в одно
время может быть истолковано как
подлежащее проверке опытом, а в
другое - как правило проверки".
Следовательно, проблематизируется
специфический статус правил
языковой игры как выражений,
играющих особую эпистемическую
роль по отношению к другим
"эмпирическим выражениям". Под
сомнение ставится
металингвистический характер
крипкеанского критерия следования
правилу, а точнее - сама возможность
такого критерия.
Во-вторых, следуя логике
существующей интерпретации,
оказывается возможным указать в
речевом поведении носителей языка
особую трансцендентальную
языковую игру, фундирующую все
остальные формы жизни в качестве
метаправила, заключенного в каждом
словоупотреблении. Эта импликация
обосновывается необходимостью
решения проблемы "внешнего
наблюдателя", которую немецкий
аналитик К.-О.Апель описывает
следующим образом: чем
обосновывается возможность
соответствия правил, считываемых
критиком определенной формы жизни,
тем правилам, которым фактически
следуют в наблюдаемой языковой
игре?
Вопрос о том, действительно ли
наблюдаемое поведение
представляет собой использование
языка, решается через констатацию
факта априорной принадлежности и
критика, и носителей наблюдаемого
им языка "трансцендентальной
языковой игре", предвосхищаемой
"каждым, кто следует правилу
(имплицитно - тем, кто претендует на
осмысленное действие, эксплицитно -
тем, кто аргументирует) как
реальная возможность той языковой
игры, в которую он включен" (1,212).
Трансцендентальная языковая игра,
в качестве контрольной инстанции
следования людей определенным
правилам, предлагается как условие
возможности и значимости любого
образа действий как осмысленного.
Однако, трансцендентальная
импликация Апеля противоречит
витгенштейновской идее
"семейного сходства", согласно
которой языковые игры
переплетаются друг с другом таким
образом, что невозможно указать
некоторой общей черты (правила),
свойственной всем языковым играм.
По мнению Апеля, невозможно
обоснование важнейшей импликации
теории "языковых игр" - тезиса
о "невозможности
индивидуального языка" - не
прибегая к постулированию
идеальной языковой игры, которая
гарантирует достоверность
описанию наблюдаемого речевого
поведения. Однако,
трансцендентальный аргумент
К.Апеля, обосновывающий
невозможность индивидуального
языка, базируется на предпосылке о
том, что осмысленное речевое
поведение целиком контролируется
лингвистическими правилами,
имеющими метаязыковой характер. Но
в таком случае оспаривается не
только гипотеза "семейного
сходства"; Апель противоречит
ключевому тезису Л.Витгенштейна,
согласно которому употребление
языка не всецело очерчивается
правилами внутренней
грамматики(2,119).
На наш взгляд, в интерпретации
Апеля имеет место модифицированный
вариант крипкеанского способа
проблематизации достоверности:
абсолютизация Солом Крипке
эпистемической роли правил (в
качестве критерия верификации
выражений языка на осмысленные и
противоречащие правилу) вполне
соответствует абсолютизации роли
определенных метаигр, находящихся,
согласно Апелю, в
оценочно-нормативном отношении ко
всем остальным формам жизни.
Сопоставляя подход С.Крипке к
языковым играм с их апелевской
интерпретацией, следует отметить,
что как в одном, так и в другом
случае происходит абсолютизация
нормативного аспекта
словоупотребления.
Трансценденталистская
формулировка проблемы
достоверности, базируясь на
некорректной интерпретации
тезисов Л.Витгенштейна,
обусловлена приписыванием
правилам языковых игр статуса
метапредпосылок, или норм,
осмысленного употребления языка.
Мотивированно это имплицитно
используемым аналитиками
допущением, в соответствии с
которым все языки являются
системами с четкой структурой,
образованной различением
лингвистического правила и его
отдельных реализаций. Причем,
правило имеет эпистемически
привилегированное положение среди
других выражений языка как
критерий их достоверности.
Различив правило и его исполнение,
интерпретаторы Витгенштейна, решая
вопрос обоснования осмысленности
нашего речевого поведения, были
вынуждены возродить проблему
достоверности в традиционной
формулировке, противоречащей (как
было показано) во всех ключевых
моментах концепции "языковых
игр".
1. При корректной интерпретации,
теория "языковых игр" не дает
основания для различения в речевом
поведении носителя языка
"правила" и его реализации.
Витгенштейн практикует совершенно
неклассическую стратегию
исследования проблемы
достоверного. Он не задается
вопросом об источнике достоверного
знания, познавательных
способностях человека и т.п.
Витгенштейн исследует особенность
статуса достоверных высказываний.
При анализе его специфики
обнаруживается связь между
вопросом о статусе достоверных
выражений с вопросом о статусе
правил языковых игр. Поскольку
правила рассматриваются в
концепции как несомненные нормы
реализации языка, постольку они и
выполняют функцию достоверных
выражений игры. Как же обнаружить
эту достоверную основу всей нашей
системы референций? Казалось бы,
поиск базисных утверждений
возможен только через реализацию
процедуры методического сомнения,
некогда обеспечившей другому
крупному специалисту в сфере
поиска достоверных начал - Рене
Декарту - определенный
гносеологический результат в форме
самоочевидного утверждения "cogito
ergo sum".
Однако, специфика ситуации
заключается в том, что ни к одному
из правил мы не приходим в
результате исследования,
построенного на сомнении (3,340).
Определено это отсутствием четкой
границы между нормативными и
эмпирическими выражениями.
"Нельзя ли - спрашивает
Витгенштейн - утвердительное
предложение, способное
функционировать в качестве
гипотезы, использовать и как
принцип исследования и
действия?" (3,334) Правила языка не
представляют чего-то, помимо самого
языка на том основании, что мы
используем сами суждения в
качестве принципов суждений.
Последние функционируют лишь в
процессе их употребления, вне
которого так называемых
"правил" просто не существует.
Данный аргумент Витгенштейна
направлен против
интерпретационной концепции
следования правилу, в соответствии
с которой носитель языка
овладевает правилом на основе его
объяснения или интерпретации,
устанавливающей тесную связь между
априорными правилами и
объективированным значением - либо
конкретных эмпирических
предложений (как в интерпретации
С.Крипке), либо целых форм жизни (как
в интерпретации К.-О.Апеля).
"Существует такое понимание
правила, которое является не
интерпретацией, а обнаруживается в
том, что мы называем "следованием
правилу" и "действием вопреки
правилу" в реальных случаях его
применения." (2,163)
Таким образом, связь правила и его
осуществления не требует
обоснования через отнесение к
некоторой реальности, которая бы не
являлась частью самой языковой
игры. Ошибка С.Крипке и К.-О.Апеля
заключается в поиске подобного
обоснования. Языковая игра не
дифференцирована на правило и его
отдельные реализации. Правило и его
реализация - две стороны одной
медали.
2. Данный вывод приводит к отрицанию
привилегированной роли правила в
качестве критерия достоверности. В
противовес критикуемой нами здесь
интерпретации тезисов
Л.Витгенштейна, из которой следует,
что "все поведение, которое
является осмысленным по своему
характеру ... является ipso facto
подчиняющимся правилу" (5,39),
можно выдвинуть следующий тезис:
тот факт, что "ни один образ
действия не мог бы определяться
каким-либо правилом, поскольку
любой образ действия можно
привести в соответствие с этим
правилом" (2,163) имплицирует
утверждения гипотетического
характера любого правила.
Однако, Л.Витгенштейн не утверждает
логической невозможности
достоверного. Практикуемый им
грамматический анализ вопроса о
достоверности намечает
особенности его постановки и
решения, которые связанны с
переориентацией на исследование
способов употребления термина
"достоверный". Квалификация
выражений языка на достоверные и
вероятные означает собственно
только то, что в отношении их должна
существовать, как пишет
Л.Витгенштейн, возможность решения
"за" или "против": "но
это не говорит о том, как выглядит
основание для такого решения"
(3,347). Иными словами, решение
проблемы достоверности базируется
на понятии условий оправдания
правильности наших вербальных
действий, причем, данная
"правильность" имеет
гипотетический характер, так как
признается эпистемическая
равноценность правила и его
реализации.
3. Следствием предлагаемой
интерпретации витгенштейновских
понятий "правило" и
"следование правилу" является
утверждение возможности
нетрансценденталистской
формулировки проблемы
достоверности (которая не
исключает ее позитивного решения, а
лишь трансформирует классическое
представление о достоверном):
во-первых, при условии понимания
правил глубинной грамматики, как
гипотез, выдвигаемых относительно
характера таких же предположений,
без их гипостазирования в качестве
норм осмысленности употребления
языка;
во-вторых, при сохранении
аналитической философии в качестве
критической относительно
собственных предпосылок.
Литература
1. Апель К.О.
Трансцендентально-герменевтическое
понятие языка // От Я к Другому. Сб.
Минск, 1997.
2. Витгенштейн Л. Философские
исследования // Л.Витгенштейн.
Избранные труды. М.: Гнозис, 1994.
3. Витгенштейн Л. О достоверности //
Л.Витгенштейн. Избранные труды. М.:
Гнозис, 1994.
4. Гарвер Н. Витгенштейн и
критическая традиция // Логос. 1994.- №
6.
5. Уинч П. Идея социальной науки. М.:
Пирамида, 1996.
6. Stegmuller W. Kripkes Deutung der Spatphilosophie
Wittgensteins // W.Stegmuller Die Hauptstrommungen des
Gegenwartsphilosophie. Stuttgart., Alfred Kroner Verlag, Bd.4.,
1989.
7. Kripke S. Wittgenstein on rules and private language. Oxford:
Basil Blackwell, 1982.
проблема
коммуникации в контексте теории
"языковых игр"
онтология и грамматика
язык, культура и
релятивизм
Витгенштен и Венский
кружок