О некоторых проблемах "лингвистической философии"

Содержится ли смысл утверждения об имени в референте высказывания? Но это и есть попытка номинализировать. И это допущение, по сути, выходит за рамки анализа высказывания, ибо в нем утверждается нечто о чем-либо. Собственно высказывание по своей природе отвлекается от своего референта (возможно, таким образом моделируя языкопорождение, отвлеченность от конкретики восприятия). То, что и ложь может утверждаться, то есть стать собственно ложью, лишь о каком-либо предмете и стало основополагающим для логики в ее аппелятивности к действительности. То есть, такая от-именность высказывания очевидна.

Можно ли предположить, что объект является субъектом всех своих предикатов (так, по нашему мнению, был бы правильнее построен вопрос)? – Безусловно! И, в данном случае, мы имеем дело с той сознательной относительностью, которую описывает Витгенштейн: "В логике нет ничего случайного: если предмет может появиться в некоем со-бытии, то возможность этого события уже заложена в нем."

То, что "каждый предмет существует как бы в пространстве возможных со-бытий" предполагает другое – "логическое пространство", которое, при его принятии, решает мировоззренческие проблемы, но что это за пространство и не является ли принятие этого концепта лишь способом уйти от проблемы (замысла), поставленной в начале "Логико–философского трактата": "Провести границу мышления,…" Эта граница действительно проводится, но делается это на основаниях классической логики – не различении, в конечном итоге, мышления и выражения мысли, вернее, мысли в выражении, и, даже ее утраты в изучении выражения. Нельзя сказать, что автор "Логико–философского трактата" не различал их, но, в начале, им оговаривается "невозможность" различения мысли в мысли; и здесь происходит, пожалуй, роковая ошибка – неразличение мысли как объекта и мысли как процесса мысления, имеющего свои принципы и свойства, способные к описанию без дальнейшего отображения вовнутрь (и возникающего отсюда Геделевского эффекта неполноты), т.е. говорится о мысли и о содержании мысли как подобных.

Далее нам предлагается некоторая лингвистическая действительность, за рамки которой не возможно выйти, что и оговаривалось во введении. Но тут же оказывается что выражение мысли слито с самой мыслью и мы не получаем "картины" на ее собственных правах: "2.173 Картина изображает свой предмет изображения извне (ее форма изображения – это ее точка зрения), и потому она изображает его либо верно, либо неверно." – "3.02 Мысль содержит возможность той ситуации, которая мыслится ею. Что мыслимо, то и возможно. 3.03 Нелогичное немыслимо, ибо в противном случае нужно бы было мыслить нелогично." Содержащееся в обоих утверждениях – верно, но для обоснования второго тезиса необходимо обращение скорее к "возможным мирам", возникающим из этой идеи, более, нежели та связь с действительностью, которая манифестируется понятием логической формы. То есть, на самом деле, мы в работе Витгенштейна имеем дело с двумя неразличенными действительностями.

Главенствующее понятие, на котором Витгенштейн строит весь философский трактат, – факт, имеет эту переходную: действительностно – речевую сущность, которая призвана переводить представления одного плана в понятия другого, "сопоставляя" их .

Вероятно, действительно язык предполагает всеохватываемость, континуальное отношение к действительности, но в рамках той соотносимости, которая со-поставляет каждой реальной представленности речесоответствие. Но, сталкиваясь с конкретикой сообщения, нам подаются лишь ключевые моменты представления, выстроенные таким образом, чтобы предложенное******срабатывало либо на эффект достоверности, либо на лингвистический эффект, вскрывающий, наталкивающий на другой (в значении: "следующий" по преимуществу) высказывательный ход, контекст, в сопоставлении с которым существует данное выражение (И эта идеальность видится ничем иным как…), способностью на другой не предполагаемый данностью предыдущего хода выражения интерпретативность (анекдот).

И эта выстроенность не сводима к копии с действительности, оно является во многих не учитываемых проявлениях актом творчества (прагматический аспект).

Необходимо рассмотреть речевой акт, как, практически, самостоятельный объект, сущностью которого является моделирование его соотносимости с внешним ему -- денотативным (самореферентной сущностью).

С этим, скажем, связана проблема выражения в (художественом)тексте. Когда мы встречаемся с высказыванием в повествовании, то обнаруживаем, что, зачастую, оно несет иную нежели прямо-информативную функцию. Мы сталкиваемся с тем, что слово отклоняется от вводящей в курс (положения) дел функции, начиная преломляться через весь контекст, ролевость героя. То, что можно было бы назвать нелинейным взаимоотношением высказывания.

_________________________________________________________________

Смотрите в книге: Мулуд Ноэль. Анализ и смысл. Очерк семантических предпосылок логики и эпистемологии. Пер. с фр. -- М.: "Прогресс", -- 1979, c.40.
Витгенштейн Людвиг. Философские работы. Часть 1. Пер с нем. М.: "Гнозис", – 1994, с.5.
Здесь образование слова мы ведем от слова предложение.
Витгенштейн Людвиг. Философские работы. Часть 1. Пер с нем. М.: "Гнозис", – 1994, с.9.
Там же, с.10.
Там же, с.10.