Ф. Ницше Характерология культуры (доклад)

Гл. 1 Небольшое театральное вступление.

Акт первый:

Роль

Ролью театр играет с нами. Роль сама играет нами, играя себя. Рольне приходит в пустоту, она же и не происходит из пустоты. Роль двулика, поэтому она играет и танцует, являясь для себя и сценой и декорацией и зрителем.

По сути своей театр - это танец роли. И этот танец освобождает пространство для роли, её ролевое пространство.

Помимо всего прочего, роль - это рулевой действия, который предполагает действие, полагая себя в нём. Роль - это гений, вода и воздух которого есть он сам.

Послушаем роль, ибо только прислушиваясь к роли мы “закатываемся” в потусторонность театра.

Первый диалог роли, в котором она слышит сама себя усматривает в себе двузначность. Она говорит: “Я произношу свою роль, мой разговор - это чтение роли, но само это чтение и чтец - это тоже роль. Кроме того, я ещё и лицо, но моё лицо - маска.” Поистине в этом звучит голос пробуждения роли. В нём она рождается и пробуждает себя. Это камертон роли, по которому она настраивается на бытие - улыбка и озарение самим собою.

Роль роли.

Только действием роль узнаёт сама себя и роль своей роли. Так она прозревает. Она глядит в театральное зеркало и видит свой наряд. И это первое видение роли, её сон. Зеркало сновидение роли показывает ей ее ролевой наряд, оно показывается ей как ее собственный наряд. Она становится своим нарядом и начинает наряжать себя. И это есть первое театральное действие. Роль наряжает себя, глядя в зеркало – это первая театральная метафора.

Она кокетничает с собой, она нравится себе. Никто, кроме зеркала, не видел ее обнаженной. Она ненавидит его за это, отходит прочь и теперь уже хочет рождать зеркало из самой себя. Зеркало, в котором она снова могла бы узнать роль своей роли, но узнать уже из себя. И это узнавание себя в декоративном есть второе действие роли – декорация.

Роль роли есть игра, она становится музыкой, делается текстом. Стих роли есть ее стихия. Стих – стихия роли.

Роль и роли.

Музыкальность роли изящна. Из слушателя она становится исполнителем. Музыка слуха становится музыкой жеста. Роль звучит в своих жестах.

И это есть третье театральное действие. Жестикулируя, роль выманивает из себя роли. Роль сама не слышит своих жестов, она живет в них. В этот момент она ненавидит себя и свои жесты. Она танцует яростно. Первый танец роли это танец танцующего водопада. В котором падение воды есть и звук и жест одновременно. Но это не значит еще, что водопад падает.

Вся жизнь
Кипит, бурлит и рвется.
Летит с небес
Свершая дивный путь
И то, что по утру
Собой проснется,
То в полдень
Обратится в ртуть

Акт второй:

Звучание роли не остается сокрытым от нее, ибо она еще слаба и быстро пробуждается. Ноги ее еще не столь крепки, чтобы родить “танцующею звезду”.

Она узнает других и это узнавание странно. “Это они играют и поют, это их голос слышу я” – говорит она – “Сколь он дивен и прекрасен. Я возношу хвалу Вам – друзья мои, поистине чище горного ручья ваш голос”. Она говорит так и обманывается. Потому, что она слышит себя исполняющую свою мелодичность. Но, так или иначе, знакомство с другими приходит к ней.

Итак, роли розданы, погасли свечи, начинается акт второй.

Наедине.

Светло, неимоверно жарко
И вместо неба свод крутой
Сейчас оркестр
Взревет надсадно
И занавес поднимут голубой.

Роли.

Роль снова остается в одиночестве в глубине себя. И продолжает слушать роли. Они гудят, хрипят, клокочут, лишенные слова. Пока что их слово есть неизвестность и забывчивость, причем вторая непрерывно теряет первую, а первая беспокоит ее, возбуждая страх. Этот первичный гул ролей есть вопль толпы о ее страхе. Роли, забывая свою неизвестность, начинают бояться друг друга.

Но они не могут избежать своих ролей и поэтому они вынуждены бороться со своим страхом, борясь друг с другом. Борясь против страха, они борются за свою роль, которая есть потеря забывчивости, но борение это невозможно для них без прочтения роли своей роли для своей роли. Таким образом, вспоминая себя, они начинают слышать свою роль, завоевывают ее для себя. И уже читают свою роль как текст, при этом вспоминая и слыша себя. Так из гула рождается язык.

До сих пор из оркестровой ямы доносился только гул настраиваемых инструментов, и вот они зазвучали. Звук начинает звучать. Язык роли есть звучание звука.

Спор за роли.

Роли теперь уже играют друг с другом. Они играют концерт. Они играют друг друга. Их игра теперь уже становится попыткой проиграть чужую роль, и в этом они обманываются вновь.

Роль концертирует. Проигрывая чужую роль, каждая из них утверждает по-новому роль своей роли. Так роли становятся метафорами друг друга. И вновь перемешиваются.

Язык роли не дает роли ее роль.

Роль жаждет услышать имя. Роль хочет стать персонажем. Она хочет называть себя, но она не может назвать себя. Ей необходимо увидеть себя, и она видит себя в видящем, в зрителе. Роли нужен жест зрителя, чтобы родиться вновь.

Роли научаются роли своей роли, ловя жест зрителя.

Герой.

Зритель без стеснения указывает ролям на их роли. Поистине зритель – дирижер театрального действия.

Но есть роль, обладающая двойным зрением: зрением-жестом и зрением как узрением жеста. Такая роль жестикулирует для себя роль своей роли. Она есть зеркало для себя. Она сама называет себя и имя ей – герой.

Герой спорит со зрителем. Он не может быть иначе. Это трение равных.

Роль героя хочет стать жестом для ролей. Герой демонстрирует свое зеркало другим. Но в этом зеркале не отражается зритель. Он как привидение непрерывно находится за-, и сдерживает героя.

В этом великая трагедия героя. Он не может жестикулировать зрителя. Роли не видят в нем зрителя. Он не может показать дающего имена.

Так ступай же дальше, Герой!
На подвиг, канатоходец!
Вертись, пляши, что тебе стоит.
Веселись, смеши нас. Стань ничем.
Ибо, чтобы удержаться на твоей
Тонкой проволоке, нужно быть лучом света.
Поистине, ты мучаешь сам себя.

Акт третий:

Роль героя. Сцена.

Несмотря на это герой с присущей ему парадоксальной невинностью, не сознает препятствия для своей роли. Сражаясь со зрителем он ступает в темноте. Он опирается на мрак своей невинности, но он идет дальше. Его роль требует вынесения на свет. Он сам теснит мрак, будучи светом. Он хочет видеть как его свет достигает, наконец, земли. Он убежден, что оттесняемый им мрак откроет припятсятвие. Он уверен, что завершением его роли будет победа над зрителем. Свобода давать имена ролям, свобода поймать призрака в своем зеркале. И это есть заблуждение героя.

Желая быть до конца самим собою он все больше и больше распаляет огонь своего света. И устремляет его себе под ноги. И вот он на вершине. Он внутренне уже празднует триумф, восхищается собой. Он велик, грандиозен. Он победитель! Гремят фанфары и вот, наконец, ударили своим светом прожектора!

Но что открывается их свету?! Это не основание и не земля.

О нет, Герой! Это не та земля, что ты мечтал и грезил покорить. Ты ступаешь ногою по подмосткам. Ты король и повелитель сцены!

Твоя земля – доски, твое лицо – маска. Эту ль опору ты хотел узреть? Какое препятствие ты грезил сокрушить?

Сцена на веки приняла на себя твою тяжесть как земля принимает бремя человеческих ног. И с нее ты не сойдешь никогда.

Ты жаждал почестей,
Но удивленье
Превыше было
Всех твоих острот
Прошла пора
Сомнений опьяненья
Отныне сцена - это эшафот.

Сцена есть финальное самосознание героя. Роль его роли – это быть сценой для себя. И быть собой на этой сцене.

Конец третьего акта.

Эпилог.

Забыты имена и лица.
Пророки вышли на поклон.
И мы встаем, уйти стремимся
Под колокольцев мерный звон.
Напевы муз растаяли в тумане
Уже бежим мы
В суете храня
Ту радость чувств
Что нам театр дарит
И в суматохе забываем про себя.

Занавес.

Глава 2. Театр и культура.

Автор и театр.

Автор и театр – единое целое и едины они во взгляде. Они смотрят друг на друга. Театр это видeние автора. Его место в видении и в видении. Театра – это видение автора, которое становится видением. Таким образом, театр есть автор, но он не сеть автор в полном смысле, точно так же и театр автора не есть еще в полном смысле театр. И то и другое есть видение друг друга.

Театр роли – продолжение театра автора. Таким образом, роль есть продолжение автора и это продолжение есть театр. Театр как продолжение есть продолжительность и действие. Это действие и есть театральная действительность. Она же, став жестом, естьь действенность театра – его действие во вне. Таким образом, автор объемлет собой театр, но и театр, в свою очередь, захватывает автора; он есть жизнь его видения.

Театр и культура.

Они есть метафора друг друга. Они параллельны: “колесо причинности не прокатывается между ними”. Несмотря на это, они причудливо переплетены и это их переплетение есть сказывание друг о друге. Они страшатся и радуются друг другом. Они смеются друг над другом и их смех рождает новое кружево – роль-характер. Характер смеётся над ролью и она, в свою очередь, смеётся ему. Иногда этим они укоряют друг друга и тогда их смех становится слезами. Смех над страданиями есть слёзы роли. И это – вторая театральная метафора. “Поистине они учатся смеяться золотым смехом”.

12.04.95г.